---

---

---

«14.4.1973. Аза Алибековна: «Володя бросается из стороны в сторону, как Алексей Федорович». А.Ф.: «Слушай, Володя (сияет), они же не понимают, что это одно и то же. Аза ведь не понимает, что языкознание, Николай Кузанский, Диоген Лаэрций – это всё одно и то же»».

---

---

---

«10.4.1975. Mehr Licht! – кричал Гёте перед смертью…

Внезапно А.Ф. прерывает диктовку: Ведь уже четвертая неделя ^[234] поста идет, крестопоклонная. Такая чудовищная выправка должна быть у истинно верующего, молящегося: 1000 поклонов положено делать, несколько часов чтения канона Андрея Критского в среду на пятой неделе. А там уже неделя ваий, вход в Иерусалим, воскрешение Лазаря. А там уже страстная неделя – о Господи, как она продумана, как она прочувствована! Каждый день! В середине недели память великой грешницы, которой сказали: вот, пророк появился! – Да что там, я его окручу! Но увидев остолбенела, упала на ноги и стала просить оставления грехов. И это состояние души, которая мгновенно увидела истину и покаялась, – эта психология замечательно выражена в десяти стихирах «К тебе, Господи, воззвах». Это великое произведение мировой литературы, которое мало кто знает. По-моему, мировое произведение литературы, даже литературно и психологически, не то что духовно, о чем все смеются. Эта духовная глубина мало кому из богословов понятна. – Потом четверг, какой четверг! А вечер, это уже под пятницу,( --- )

«18.3.1971. У меня психопатическая идея – проследить у Аристотеля eidos, главный термин, в самых разнообразных вариациях. У Платона такой строгой терминологии конечно нет. У него течет речь; за речами он следил. Такие замечательные речи, как в «Пире», Аристотель написать не мог.

Хотя оба они глубже всякого Гегеля и Канта. И идеальное, и реальное, и бог, и человек – это всё у них продумано до конца. Но Платон занимается системой как любитель играет на рояли: так, поиграет иногда, а выступать – не интересуется. Я сам знал одного такого: блестящий скрипач, инженер путей сообщения. С аккомпанементом, в квартете он очень редко играл – ну так, иногда… Наоборот, Гегель – это исполнитель, это сценический актер, или музыкант, для которого вся жизнь в исполнительстве. Если он выступает с категориями – так будьте добры, всё систематически проработано.

( --- )

«7.3.1971. После вечера у С.С. Хоружего я пришел по вызову к А.Ф. Он был в хорошем состоянии здоровья (это было видно по тому, как долго он занимался) и как всегда в таких случаях красив. Ровный здоровый цвет лица, бодрые черты. Ну, как живешь, что нового?

– А что вас интересует из нового?

Только хорошее, только хорошее.

( --- )

«21.2.1972. И всё-таки нельзя сравнивать импрессионизм с барокко: там взрыв, тут прострация. Там, в барокко, если ты встречал, есть зарисовки рук апостолов, сидящих около Христа, – только рук, и из линий этих рук получается симметрия. Шекспир это тоже взрыв. Посмотри, у него навалены груды трупов. У Корнеля была охота и был вкус преподнести всё в складном виде. А у Шекспира что-то совершенно буйное. Пинский разобрался ли во всём этом? Вот мы, если бы нам ничего не мешало, разобрались бы. И много было бы интересного…

( --- )

«2.2.1975. Остроумие есть чихание ума. А рассуждения у Вольтера в общем липовые. Такой салонный болтун. Он мог только дам смешить. Да и Дидро тоже мелкий философ. Тут вообще закат философии, перед ее расцветом в немецком идеализме.

Я вырос среди бушевания разговоров о кризисе культуры, театра… Все сплошь говорили о кризисе, и до сих пор говорят.

Если тебе трудно проводить атараксию в себе, а кругом путаница, то лучше кончить жизнь самоубийством.

Ницше. При всём видимом универсализме у него ни семьи, ни брака, ни учености, ни искусства, только надрыв. Сам человек себя утверждает; всё отвергнуто, а жить всё равно не получается. Поэтому за несколько дней до смерти в минуту прояснения единственное, что остается у него в душе, это Рихард Вагнер. А как его ругал! Кармен выставлял против Зигфрида! Ведь с надрыва говорил. Никогда не поверю, что ему действительно Кармен больше нравится чем Зигфрид. Что, дескать, это за трагедия? Что такое Зигфрид, что ему Зиглинда? А Кармен – «Я ее любил, потому я ее и убил» – вот где жизнь, вот где страсти! Ницше конечно врал. С надрыва восторгался Кармен.

Тонкий хлад – вершина умного делания, очень мужественное состояние.

Общая тенденция эклектизма, идущая от Посидония, Филона, Апулея, не просто болтание ногами и руками туда и сюда, а платонизм. Разброд продолжается только до тех пор, пока Платон не увенчивает все эти шатания учением об едином. Филон это стоический платоник».

---

^[42] Ср. 2.2.1975.

«30.12.1973. Говорят в лицо явно лицемерно: о, Лосев у нас классический писатель! На Западе таких нет! Как будто я не знаю, что есть на Западе, а чего нет. Ну куда мне равняться с Бруно Снеллем или с Виламовицем? Да и стыдно, хоть под стол лезь. Но хоть и говорят так, а всё равно не печатают.

Пиррон только свистел и щелкал пальцами, когда его спрашивали, есть ли бог (три раза свистнул и щелкал пальцами). Дурака валяли (греки скептики), ораторы были большие, бабники. В Риме смотрели строго и называли это просто хулиганством.

Аморализм растет и беспринципность. Не так было десять лет назад…

– Зато поляризация?

Да, это я знаю, знаю, что русская земля на семи праведниках держится.

Работница она хорошая ^[204], всё делает быстро… Но всё это зависит от настроения, всё это ненадежно, она невропат. Но она и готовит довольно вкусно, и продукты знает, и связи есть – достоинств много.

( --- )

«12.12.1971. Под нравственностью в античности понимали не мораль, а особое духовное состояние, любви, магического и духовного обожествления. Магия начинается тогда, когда я = не-я. Вот Эмиль Золя. У него любовь дана как небывало острое ощущение телесного мифа. В любви человек действует не как он сам, а как тело. Поэтому любовь магия. ^(8.10.1972.)

Urphänomen у Гёте то же самое, что платоновская первосубстанция.

Григорий Постников переводил Новалиса без системы.

Русский человек ведь это же каша и сумбур. Редактора всякие параграфы там, главы просто выкидывают из моей рукописи. Например, я писал «Античную мифологию в ее историческом развитии». Редактора упражнялись, ухудшили и замусорили, что-то кашеобразное получилось. Потом директор издательства еще посмотрел. Я привожу немецкого автора как положено, со страницами. Так он повыкидывал все номера страниц. Почему?! Русский сумбур. Надо, чтобы был сумбур. Иначе – буржуазный предрассудок. Ну что могло руководить таким человеком, кроме такой… страсти к хаосу?

( ... )

«9.12.1973. Римские стоики пишут в тяжелом моралистическом духе.

Ангел: какое он имеет отношение к бытию? Я ведь вообще не знаю, существует он или нет. Здесь годится гуссерлевское различение, которое он предлагает в Philosophie als strenge Wissenschaft: мировоззрение есть дело жизни, а философия это только анализ сознательной, словесной предметности.

У стоиков собственно то же самое. Их lekton очень тонкая штука. – И Гераклита твоего тоже неправильно понимают. У него над текучестью Единое, иначе нечему было бы течь; поэтому сказать, что у Гераклита только одна текучесть, неправильно.

Издательские дела… Я старый воробей, которого стегали много и били много и который знает, откуда можно ждать кулачный удар. Так что верить обещаниям я верю, но скептицизм остается.

София в отношении Бога Отца супруга, в отношении Сына то, что порождено ею, а в отношении Духа – возможность воплощения в результате акта рождения, воплощения всего. Раз Сын, значит, и материнское начало в Боге есть, так считали раньше. А потом, уже в порядке боговоплощения, появляется человеческое материнское начало, Мария.

( ... )

«26.11.1971. А.Ф. говорил как главный оппонент на защите Александром Дмитровым Ничевым работы о катарсисе у Аристотеля, подчеркивая: катарсис явление не психологического, а интеллектуального порядка; трагическая вида предречена от века, так что и боги виноваты; трагическую вину надо рассматривать не как личное преступление, а в общей связи судеб богов и людей; doxa – гносеологическое понятие, «результат познавательной способности»; Аристотель абстрактный философ, «аристотелевскую фразу могли понимать только верующие» (в философию).

И, отвечая на обстоятельные возражения Ничева ему и другим оппонентам: да, что касается русской традиции исследовательской работы и в частности Аристотеля с его катарсисом, то действительно, можно сказать, остается чего желать. И если даст Бог будет второе издание моей книги, то я приму в соображение мысли диссертанта. Наконец, о преувеличении значения религиозного элемента у Аристотеля. Мы никогда не сможем ответить на вопрос, каковы субъективные мотивы Аристотеля. Будучи материалистом, он возражает Платону или – защищает трагедию как достояние религиозного мышления? Мне кажется, что в связи со своей теологией Аристотель воздерживался от радикальных мнений, чтобы не вызывать отрицательное отношение к трагедии. Однако он не мог выступить с прямой защитой трагедии.
( ... )