«Жизнь — это печальная необходимость!»

[onomatodox]

«28.6.1974. Я было заикнулся, что у Помпонацци знание апостериорно, жизнь первична. А.Ф. быстро возразил: «Жизнь – это печальная необходимость!»

– У Помпонацци имеется в виду жизнь как в христианском учении.

Тогда позвольте, позвольте… Христианская жизнь это знание и любовь, это познание истины, следование пути; это априорное^[225]. Только вопрос в том, какого ты бога исповедуешь.

Кант учредил громаду априорных форм, без которых ничего невозможно познать.

Раз бог непознаваемый, значит он нуль. Только разве бывает так, что нечто есть, но непознаваемо? Из есть я тебе выведу все другие категории. Вещь есть? Есть. Значит, она отличается от других? Нет, не отличается? Значит, ее нет. Да, отличается? Значит, у нее есть свойства. Сколько? одно? Значит, числовой ряд к ней уже применим. Каким образом могла появиться такая идея, вещей в себе, непознаваемых, можно только исторически объяснить. Нашли субъекта, к которому применимы вещи в себе. Появился миф о человеческом субъекте. Это произошло в Новое время».

---

«Нашли субъекта, к которому применимы вещи в себе. Появился миф о человеческом субъекте. Это произошло в Новое время».

«Для каждого из существующих предметов есть три ступени, с помощью которых необходимо образуется его познание; четвертая ступень — это само знание, пятой же должно считать то, что познается само по себе и есть подлинное бытие...» Платон, 7 письмо.

«5.6.1971. ...О книге X «Законов» Платона. У Платона трансцендентальное доказательство бытия Божия, интереснейшее доказательство. Оно есть у Канта: нельзя мыслить предмет в его полной изоляции и несравнимости; переходя от одного предмета к другому, мы приходим к независимому первоначалу. Только у Канта всё это происходит в субъекте, а объект есть вещь в себе, мы о нем ничего не знаем. А ведь объекты и надо было бы применять в доказательстве. Субъект был ошибка Канта. Но не ошибка, что для восприятия вещи нужно априорное пространство. В том же смысле Шеллинг говорил об априорной необходимости существования предмета».

У Лосева личность — это синтез субъекта и объекта.  У Платона личность — то, что познается само по себе и есть подлинное бытие, это пятая ступень и находится она уже за самим знанием, за стенами пещеры. Субъект же Канта — это платоновские узники, сидящие в пещере перед стеной с тенями.

Так вот Лосев почему-то синтезирует субъект и объект только в самом знании, а не в подлинном бытии. То есть он знает о себе, что он личность =имеет значение личности, но он не есть личность. «Знак не есть, знак значит».

При этом он о своей этой ошибке знает:

«6.12.1972. Monas, монада у Ямвлиха понимается как мера, принцип измерения, который сам неизмерим.
...
Я, хотя всю жизнь занимаюсь наукой, всё же недостаточно воспитан. Как-то в жизни должно быть по-другому… Скорее всего, неудовлетворенность вызвана зачатками неевропейского типа. Меня привлекает идеал haplosis, опрощения; всё настоящее, мне кажется, настолько просто, что как бы и нет ничего. В том же смысле я понимаю и theosis, обожение. Человек становится как бы Богом, только не по существу, что было бы кощунством, а по благодати. В опрощении, в обожении происходит возвышение веры над разумом. Ничего рассудочного не остается. И даже о самом Боге человек перестает думать. Ведь Бог, если о Нем думать, это уже система богословия. А тут полная неразличенность. Исихасты называют такое состояние божественным светом. В нем нет ни более темного, ни более светлого, а один неразличенный свет…

Но я думаю, что мы искажены разными заседаниями, что психика не может добиться простоты, haplosis. А если может, то только если это кому-то дано от природы. Как от природы есть человек мягкий; или от природы злой. Есть люди, которые одарены такой способностью… Но не в нашей Европе. Может быть, последними были мистики, которые достигали Abgeschiedenheit… Флоренский?»

а один неразличенный свет — это, как раз, платоновское то, что познается =светится само по себе...

и вот это еще:

1. Или Бог изобразим, или Он непознаваем, тогда и Христа не было!

2. Лосев акцентировал глаз (пространство) , а Хайдеггер - ухо (время). На эту тему в основном мы и говорили, когда я читал двухтомник. У Алексея Фёдоровича были проблемы со зрением, и поэтому читал ему тексты я. Греки по Лосеву созерцали сущее теней и сквозь него пытались узреть бытие ("фигурные числа" пифагорейцев, "мир идей" и "миф о пещере" Платона), а по Хайдеггеру бытие говорило греками.